Интересное интервью с Алиной, данное сайту omusic.com.ua, в котором она рассказывает о том, что стихия ее музыки – Вода, о том что она бы хотела превратиться в птичку, о значении своих татуировок, о своем отношении к публике, и еще о многом другом.
— Твой последний альбом называется Mutabor…
— Это слово упоминается в сказке «Калиф-аист» и используется для того, чтобы человек мог превратиться в животное и обратно в человека.
— Ты бы в кого хотела превратиться?
— В птичку! Да, в птичку больше всего.
— Можешь сравнить свою музыку со стихией?
— Это вода.
— Что для тебя самое важное, когда ты поешь?
— Это трудно объяснить. Будет звучать банально, наверное, но чувство происходящего: я чувствую, что это именно так, как и должно происходить. Контакт не только с людьми, но и с собой, и с чем-то высшим — это такое общее настроение. Какая-то открытость…
— Ты открытая на сцене?
— На сцене да, когда пою.
— А в жизни?
— Ну и в жизни тоже, но не так сильно.
— Легко подпускаешь к себе людей?
— Я подпускаю легко всех, до какой-то степени. Я могу быть очень открытой, но до конца не получается. У всех, наверное, есть свой мир, может быть, я просто больше его оберегаю. Черта характера такая.
— Ты говорила, что не понимаешь, почему люди приходят на твои концерты и слушают именно твою музыку. Со временем что-то изменилось?
— Сейчас становится понятнее, но все равно это очень странно. Я не знаю, как другие музыканты видят это все, как они чувствуют себя и других, насколько ощущают себя причиной, и приятно ли им это. У меня это достаточно сложно — есть какая-то застенчивость на сцене. Когда пою, я открываюсь, но если что-то говорю, мне становится очень стыдно. Особенно если я что-то говорю после того, как спела. Как будто я совсем голая.
— Ты веришь в чудеса?
— Верю. Хочу верить.
— А в Бога? Ты религиозный человек?
— В общепринятом смысле, думаю, нет. Я много думаю об этом и чувствую, но в церковь не хожу. Чувствую Бога иногда, просто, наверное, надо еще почитать и подумать.
— Что ты имеешь ввиду, говоря о связи с чем-то высоким во время пения?
— Это слишком самонадеянно говорить о Боге в этом случае… Я не знаю, что это такое, может, это связь общечеловеческая. Может это совсем не Бог, а может эта связь и есть Бог. Я не знаю.
— Ты очень стремительно взлетела и стала главной литовской звездой. Ты хотела или так случилось?
— Мне, конечно, хотелось, чтобы люди меня услышали, чтобы им понравилось. Этого всем, наверное, хочется. Но я не думала, что все сложится именно так. А чтобы осознанно идти к этому, я не шла, мне кажется.
— Ты помнишь свой первый концерт и ощущения от него?
— Помню. Это было очень это давно, я еще ездила из родного города в Вильнюс. По сравнению с моим городом Вильнюс очень большой. Меня все интересовало, казалось, что все там так прекрасно, там столица и люди меня слушают. Я вобще очень волновалась, меня прямо трясло. Как пела, я не помню — все было очень сыро еще, там вобще была эмоция совершенно сырая. Это сейчас есть какая-то музыкальность, а тогда это было немного дико, и даже голос был совсем другой.
— Сейчас испытываешь волнение или профессионализм его вытесняет?
— Мне кажется, что профессионализм не может вытеснить волнение, потому что все равно всегда что-то чувствуешь. Иногда вроде бы все хорошо, но все равно волнуешься. Или бывает ты не уверен в чем-то или странное место, а ты совсем спокоен. Не ясно от чего это все зависит.
— Ты амбициозна? Чего ты хочешь добиться?
— Амбиции есть, но не в карьере. Это больше касается музыки в целом. Очень сложно объяснить, потому что это не что-то конкретное… То, что я играю сейчас, и то, что я играла раньше — все эти песни, конечно, неплохие. Но они уже не принадлежат мне — они живут своей жизнью. Когда сочиняю музыку, я чувствую, к чему стоит стремиться, и как это должно звучать, чтобы было по-настоящему. Но всегда есть интервал, который отделяет от желаемого — никогда не получается так, как ты хочешь. Я хотела бы приблизиться к этому настоящему в музыке и во всем остальном.
— Тебе легко отказаться от песни, если начинаешь переживать ее по-другому?
— Если бы меня не просили на каждом концерте сыграть ту или иную песню, мне было бы вообще легко. Все меняется, и некоторые песни мне не хочется больше играть, не смотря на то, что раньше хотелось этого по-настоящему — так часто бывает.
— Ты поешь на трех языках. Какой из них тебе ближе, при помощи какого проще выражать себя?
— Английский я не воспринимаю серьезно — это уж точно не мой родной язык. Для исполнительства он подходит, но для сочинительства не особенно, потому что я его не настолько хорошо знаю. Остается русский и литовский — на этих языках мне одинаково легко и приятно петь. Но они разные: русский острее и ярче, а литовский более мягкий и лиричный.
— Откуда берутся твои песни? Что тебя вдохновляет?
— Я в себе ношу, наверное, какой-то постояннодействующий фильтр. Я живу своей жизнью: думаю, смотрю, слежу, наблюдаю, чувствую, и пропускаю все через себя. Что-то получается — я пою, пишу, рисую. Не знаю, почему некоторые люди поют, некоторые танцуют, а другие сварщиками работают. Призвание и профессия — это то, что ты умеешь делать просто так, потому что это есть внутри тебя.
— Что первично слова или музыка?
— Чаще, наверное, все начинается со слов, особенно когда я одна что-то пишу. А если играем вместе, то все немного по-другому.
— Ты чувствуешь разницу между украинской, русской, литовской и европейской публикой?
— Небольшая разница есть, но в целом люди ведут себя похоже. В России и в Украине публика открытая и даже немного фамильярная. Например, в Литве, Польше или Франции люди слушают музыку, но они более сдержаны и не всегда показывают эмоции. А тут личного больше — если тебя любят, то любят. Я не знаю, почему так происходит, менталитет, видимо, другой. Так и должно быть. Все должно отличаться.
— Кем ты хотела стать в детстве? Было понимание того, что ты будешь певицей?
— В детстве у меня не было конкретных желаний и до сих пор нет такого понимания. Просто я пою, люди слушают, приходят на концерты, но я не воспринимаю себя певицей. Я вот вижу в фильме певицу, смотрю на нее и думаю: «Вот, она певица.» Но себя я не чувствую певицей почему-то. Со стороны это может выглядеть по-другому, а когда с тобой это происходит… Мне кажется, что певица должна быть какая-то другая, а я — все та же. А тут раз, и певицей стала.
— Как относишься к тому, что тебя постоянно сравнивают с Tori Amos? Она как-то на тебя повлияла?
— Я думаю, что никто не любит сравнения. Так и в моем случае. Просто девушка за фортепиано — это такой тип исполнительницы. Tori Amos — рыжая, она за фортепиано, и красиво поет, но сама музыка отличается. Мелодика у нас совершенно разная. Когда я начинала петь и играть, я слушала не так много. Это потом я начала интересоваться современной музыкой, а до этого было ДДТ, Кино, Dido, Robbie Whilliams, The Beatles — больше ничего не было, потому что интернета у меня не было. Ни Tori Amos, ни Cocorosie я тогда еще не слышала, поэтому даже не знаю, от чего происходит эта общность.
— Кем бы ты могла стать, если бы не стала той Алиной Орловой, которая сидит передо мной?
— Я могла бы всем заниматься: рисовать, учиться, работать, путешествовать, мыть посуду. Я все могу, мне кажется.
— Какое место в твоей жизни занимает живопись?
— Я рисую, но сейчас чуть меньше. Очень хочу рисовать, но отвлекаюсь постоянно. Надо сосредоточиться и больше работать. Когда-то давно после школы я поступала в Вильнюсскую художественную академию — не поступила. Больше никуда не поступала и не планировала пока. Я хотела бы иллюстрировать книжку или выставку сделать, но сначала нужно делать что-то стоящее. У меня есть много картин, которые я написала несколько лет назад — сейчас они мне кажутся неактуальными. Может быть, я слишком серьезно к этому отношусь. Впереди много времени — все будет.
— Жалеешь, что не поступила?
— Нет. Я даже тогда не жалела. Считаю, что не нужно жалеть особенно ни о чем. Все, что происходит, должно произойти. А жалеешь ты или нет — это не важно.
— Насколько ты критична к себе?
— Я не знаю, как измерить эту критичность, потому что я не знаю, как другие люди к себе относятся. А вобще, достаточно сильно — я не слишком себя жалею или люблю. Нужно себя любить все-таки, потому что это очень важно.
— А ты всегда себя любила?
— (смеется) Не знаю… Нет. В детстве я вообще об этом не думала. Тогда и было хорошо. Когда ты просто есть и все — все отлично. В подростковом возрасте я себя очень не любила, да и потом тоже. Вот сейчас начинаю себя более-менее любить и уважать.
— Что означают твои татуировки? Насколько серьезно ты относишься к подобным вещам?
— На правой руке Солнце, а на левой — Луна. Не знаю, насколько серьезно. Пока серьезно, а пройдет 20 лет будет, наверное, уже не серьезно. Солнце – это сила. Правая рука в моем случае тоже сила и энергия, можно сказать мужская. А Луна — это что-то противоположное, какая-то податливость, женская энергия. Когда рассказываешь, это как-то глуповато звучит. Интересно, что две руки: правая и левая, солнце и луна, добро и зло, черное и белое…
— Не могу не спросить, когда ждать нового альбома?
— Трудно сказать, будет когда-то. Не через 15 лет, но будет. Состав меняется, и музыка меняется. Будет что-то другое. Каждый раз все по-другому.
Оригинал публикации: http://omusic.com.ua/index.php/2009-04-15-18-17-48/2009-05-10-10-52-17/2205-news
